Morendill: Пустошь

Пыль безвольно оседала и перемешивалась с пеплом и шлаком. Его было мало, а пыли много. Как говорится, рождённый ползать… Пыль цеплялась за воздух, и хотя ветров в пустоши не было уже с месяц, она всё ещё жила памятью о полёте. Красновато-серая, мелкая и едкая. Она клубилась в нескольких сантиметрах над твёрдой как камень землёй. Непонятно, почему земля была твёрдой, по пустоши ходило исчезающе малое количество существ, огромное пространство, на котором редкие путники были всего лишь точками, даже меньше, пылинками. Тонкими красновато-серыми пылинками. Увы, не дано было пыли подняться выше колен идущего твёрдым шагом Охотника. Острые короткие шипы на подошвах сапог оставляли на почве царапины, приумножая пыль и облегчая сцепление ног с поверхностью. Пыльная змея тянулась за ним на десяток метров и сходила на нет. C высоты птичьего полёта такой «хвост» надёжно демаскировал странника, но его это ни мало не интересовало. Да и не летали над пустошью птицы.

Зато в пустоши во множестве водилась прыгающе-ползающая живность. Прыгала она либо в недолгие и редкие бури, во время которых ветер с пылью нёс много чего съедобного, либо убегая от хищника. Охотник не был хищником, наверно, поэтому ещё никому не удавалось от него упрыгать уползти или зарыться в неподатливый грунт. Умеренно шерстистое тому доказательство болталось у охотника на поясе и собиралось стать его ужином. Твари с длинными задними ногами, и массивными когтями на передних в период затишья зарывались на небольшую глубину. Под пылью мест их укрытия было ни как не разглядеть, но Охотнику это не мешало. Ещё одним феноменом пустоши было то, что хоть воздух здесь был сух, температура держалась на уровне 15-17 градусов. Не жарко и не холодно, особенно учитывая, что солнце всегда скрыто за серыми тучами. Цепкий взгляд задержался на тёмном пятне, которое , он понял сразу, было скалой. Охотник направил свои стопы к возникшему ориентиру. Не из корыстных соображений. Просто приятней было иметь рядом нечто, на чём можно остановить взгляд. Красное марево начинало надоедать.

Скала на самом деле не была чёрной, а серой. Гранит, благодаря сухости воздуха и редкости ветра почти не выветрился и сохранил остроту сколов. Охотник уже достаточно долго знал пустошь, чтобы не задаваться вопросом о происхождении каменного перста. Однако некая доля любопытства в нём присутствовала. Оставив у подножия рюкзак он вскарабкался на пятиметровую вершину. Постояв некоторое время, и отметив отсутствие разницы в чём либо, Охотник спустился и принялся устраиваться на отдых. Из рюкзака появился пористый кирпич и несколько железных планок. Планки образовали подставку для вертела. Освежевав тушку складным ножом Охотник аккуратно нанизал её, предварительно приправив солью и ещё бог-весть чем. Затем плеснул на кирпич немного керосина, с высокотеплоёмкими присадками. Похожий на пензу кирпич впитал горючее без остатка. Охотник чиркнул вспомогательным лезвием ножа и кирпич весело запылал. Ста граммов керосина хватило бы ему чтобы гореть всю ночь, но в ночном освещении и обогреве Охотник не нуждался. Спрятав нож в поясной чехол путник мог наконец присесть. Он снял и аккуратно свернул длинный плащ-косуху в котором был всё это время. Бросил его на лежащую на боку канистру и уселся на сотворённое гнездо. Не смотря на исходящее от костра тепла Охотник не снимал с шеи широкого и длинного шарфа.

Поскольку в сумеречно красноватом ночном мареве зрение всё равно проигрывало остальным чувствам, Охотник не отказал себе в удовольствии поглядеть в огонь. Это конечно же не был огонь горящего дерева. Здесь о таком не приходилось и мечтать. Но всё же это был огонь и синеватые языки всё равно извивались и завораживали. Охотник умело подобрал смесь присадок, и керосин не чадил. Расширенные зрачки Охотника слегка подрагивали в такт игре пламени, длинные мозолистые пальцы поглаживали длинную рукоять топорика, который он снял с заплечной перевязи. На кирпиче чернели уже обуглившиеся косточки двух зверьков. Хоть Охотник и не маскировался, природная осторожность не позволяла ему оставлять следов, и признаков своей стоянки. А может ему просто было интересно смотреть, как корчатся и пузырятся на камне остатки его ужина. Других развлечений пока не предвиделось.

К середине ночи Охотник понял, что спать сегодня не будет. Не из-за бессонницы или опасений, просто спать абсолютно не хотелось. Он мог себя заставить, но предпочёл провести время в размышлениях. Встав с насиженного места Охотник снова открыл канистру и долил в костёр ещё немного керосина. Между делом достал из рюкзака точильный камушек и небольшую кастрюльку на длинной ручке. Критически оглядел лезвие топора и решил что оно слегка затупилось, когда он раскапывал им нору. Когда кофе был готов, Охотник снова взялся за топор. Медленными, почти ритуальными движениями Охотник стал править топор. Остановившись, он порылся в кармане лежащего под ним плаща и извлёк кожаный мешочек. Зачерпнув пальцами щепотку неоднородного содержимого, охотник растёр его над костром. Костёр заискрил, над пустошью поплыл запах кофе, корицы, вишнёвой коры и валерианы. Белый прозрачный дымок нехотя расползался, окутывая Охотника и скалу. Охотник вдыхал дым, его тонкие ноздри мерно раздувались и закручивали марево в маленькие прозрачно-белые вихрики. Охотник правил топор и глядел в огонь. Лишь слух его был наготове, и чутко охранял отдых своего обладателя. Из далека была видна лишь подсвеченная дрожащим огнём, и от того ещё более чёрная скала окутанная саваном белого ароматного дыма. Да и то, по мере ночного охлаждения воздуха мельчайшая пыль поднималась конвективными потоками и висела до рассвета окружая Охотника недвижимой красновато-серой стеной.

Уже почти рассвело, когда Охотник решил, что пора двигаться дальше. Сонные синие язычки еле ползали по пористой поверхности камня и Охотник просто перевернул его сбив пламя. В ожидании, пока кирпич остынет, Охотник критически осмотрел своё отражение в полированном боку канистры. Отражение ничем его не удивило, всё те же внимательные, чёрные глаза с прищуром уже ставшим второй натурой. Длинное, но не слишком изящное лицо. Хищный нос длинный и чуть крючковатый. Густые брови, волевые скулы, желтоватая, но без дефектов кожа. Охотник оскалил зубы – простые человеческие, разве что клыки чуть поострее, чем у горожан. Протёр зубы платком. Провёл большим и указательным пальцами правой руки по щекам – щетина уже почти не скрипела. Тратить в пустоши воду на бритьё – безалаберность не достойная Охотника, и тот лишь подстриг поросль ножницами из складного ножа. На этом Охотник счёл свой утренний туалет завершённым. Скорее для разминки, чем для поддержания формы путник прошёлся до подостывшего кирпича колесом. Подошвы со стуком ударили в пыль – Охотник закончил «колесо» кувырком, и тут же пожалел – пыль заскрипела на зубах и запорошила глаза. Чуть нахмурившись, Охотник сложил походный скарб в рюкзак, надел плащ и поправил перевязь с топором. – «В путь» - сказал он сам себе, и как ни парадоксально – отправился именно туда.

Охотник определил, что у него есть попутчик не по запаху – в отсутствии адвекции обоняние было почти бесполезно, и уж конечно не зрением. Подошвы его уловили слабый ритм чьих то шагов. Охотник прислушался, но кроме земных колебаний других свидетельств не уловил. Смекнув, что идущий где то рядом, вполне может определить его по тем же признакам, Охотник стал огибать вероятную траекторию попутчика по широкой дуге. Наконец их пути снова пересеклись, Охотник рассчитал, что опережает этого кого-то на минут десять. Он поставил канистру стоймя и присел на неё. В опущенной руке удобно устроился топор. Верёвочная петля пряталась в пыли в трёх шагах перед Охотником – и он не считал ловушку формальной предосторожностью. Ждать оставалось чуть.

Из опадающей уже на землю пыли, настойчивым быстрым шагом вышел человек. В городе он бы показался странным, в пустоши он был просто немыслимым, нелепым и невозможным. Кроме лёгкой холщовой одежды у путника не было ничего, - ни оружия, ни снаряжения ни провианта. Даже малейшего узелка с предметами первой необходимости с ним не было. И, чёрт возьми, он ещё и был босиком. Пыльные ступни мягко ступали по земле, порождая ту самую, ощущаемую лишь профессиональными следопытами дрожь земли. Глаза смотрели в пустоту, лицо не выражало ничего. – «Быть может – монах? – мелькнуло в голове у Охотника – безумный паломник, перепутавший дороги и свернувший не туда? Забредший в пустошь и обречённый на гибель. Путь встречного проходил в десятке метров от сидящего Охотника, но тот не видел его, и смотрел прямо перед собой. Спасение монахов не входило в привычки Охотника. – «Да нет же, до ближайшего населённого пункта неделя пути, а на лице путника ни следа измождения – что-то здесь не так. Может, неподалёку пробился оазис?» - Охотник тут же мысленно себя пнул – не могло в пустоши быть оазисов, на километр в глубину была только спрессованная пыль и кости неудачливых путешественников. Утро уже прочно заняло свои позиции, пыль почти осела, и через её кисею Охотник видел горизонт. Тучи из тёмных превратились в светло-серые. Любопытство победило равнодушие, а осторожность, не вмешиваясь, стояла в стороне. Охотник забросил топор в ножны за спиной и осторожно, чтобы полами плаща не поднять пыли поднялся с канистры. Несильно, но громко кашлянул. Путник обернулся. Лицо потеряло бессмысленное выражение и расплылось в улыбке. Развернувшись, он подошёл к Охотнику, остановившись как раз в центре спрятанной петли.

- Ну, здравствуй - ни малейшего удивления в голосе путника не было, будто бы он и так слишком долго ждал появления Охотника. Охотник всегда и везде славился невозмутимостью и решил не отставать.

– И тебе привет. Прёшь как дятел, так бы и прошёл мимо. Как звать то тебя?

- Паладину мира не положено имя, степенно ответил путник и тут же снова поверг Охотника в оторопь своей наглостью – я тороплюсь, так что если намерен идти со мной – идём быстрее. – Охотник твёрдо решил разузнать побольше, и потому подхватив канистру и на ходу сматывая верёвку, пошёл вровень с паладином.

- Думаю, тебе полезно будет узнать, что твоя самоуверенность необоснованна, я- Охотник, ты стоял в моей ловушке и вполне мог стать очередным моим трофеем. – на радость Охотника лицо паладина стало растерянней. – чем ты питался хоть?

- Так, - охотник сделал лицо ещё суровее, - а норы как находил?

- Находил – повторил паладин всё таки его лицо было скорее лицом юноши, чем безумного монаха, - я ведь Паладин Мира, я могу, то есть мир, он мне помогает

- Ладно, теперь давай договоримся. Первое, мы идём в одну сторону, и если мы друг против друга ничего не имеем, то глупо идти порознь – Охотник немного скривил душой, не глодай его сейчас любопытство, он бы предпочёл путь в одиночестве. – второе, твоя выгода в этом ясная – мясо, приготовленное на огне, я думаю куда вкуснее и полезнее сырого, моя же выгода – ты расскажешь мне кто ты такой куда и зачем идёшь, Третье – никаких обязательств мы на себя не берём, как только нам становится не выгодно, мы расходимся. По рукам?

Парень явно оробел окончательно, а его настойчивость теперь уже очевидно, была напускной.

На очередном привале Охотник приступил к расспросам. Но сначала он, конечно же разжёг костёр и примостил над ним тушки сегодняшней добычи. Надо сказать, паренёк и в правду оказался полезным. Теперь понятно, почему он не страдал от голода. Он с лёгкостью указывал Охотнику на расположение скрытых норок, объясняя это наитием. Паладин уселся прямо в пыль напротив Охотника и интересом наблюдал за процессом обжаривания.

- Так что ты за паладин? – Охотник как всегда присел на накрытую плащом канистру.

- Паладин Мира. Я выполняю волю макровселенной – глаза юноши заблестели от осознания важности своей миссии.

- По правде говоря, это моё первое видение… задание… я должен победить одного человека, он не угоден миру, вернее то что он делает идёт в разрез с принципами существования мира.

- А как ты собираешься его побеждать? Молитву ему прочитаешь?

- Ты считаешь меня священником какого то культа – грустно сказал паладин, - а это не так, мне открылось, что боги, идолы и прочие тотемы лишь часть мира, и мне ли, служителю целого, поклонятся частям? Я уважаю всё сущее, как часть мира, и я борюсь с тем, что нарушает целостность. – Охотник не уловил и ни капли наигранности, наверное, парень и правда верил. Да и не было в его словах ничего, что бы шло в разрез с миропониманием Охотника, вот только он считал, что мировой баланс, эквилибриум, вселенная, слишком безличны, чтобы посылать видения юным паладинам.

- Ты, получается, как защитная реакция организма, так?

- Вроде того, я об этом не думал, потупившись, буркнул парень.

- А стоило бы, если не хочешь быть просто машиной исполнения чужой воли, даже будь это воля мира, ты должен думать, шевелить мозгами, и искать смысл в своих действиях. Послушай Охотника.

- Конечно, прав, так как ты, говоришь, собирался прикончить этого, эту флуктуацию дисбаланса? Ну, мужика этого.

- Не знаю, я просто иду, а мир мне помогает, пока я всё делаю в его интересах, он не оставляет меня, вот и вы тому подтверждение – мир соединил наши пути и вы поможете мне пройти часть пути.

- Да? Так я просто инструмент мира? Вручённый в твои руки? – Охотник чуть улыбнулся.

- Нет, не совсем, но всё случается по воле мира, и как вы говорите, защитная реакция заключается так же и в том, чтобы вакцина благополучно добралась до поражённого места.

- А парень ты не глупый, и правда твоя есть немного, сегодня, как норы находил – я и то бы так не смог. Пройдёмся вместе.

- А вот об этом тебе знать не обязательно. Спать пора.

И Охотник уснул, уткнувшись в шарф длинным носом. Палладин заснул через некоторое время, в неудобной позе и с мечтательным выражением на лице.

Когда парень проснулся, Охотник уже собрался и по неистребимой привычке теребя щёки глядел на него. Перед Охотником, в чайной ложке – одном из 33-х предметов складного ножа тлела маленькая горка каких-то травок и порошков. Белёсый дым окутывал его странного попутчика. Охотник вдыхал дым, как гурман отпивает от бокала драгоценного вина. Медленные вдохи раздували его ноздри. Паладину показалось, что Охотник расслаблен и погружён в мир грёз. Это заблуждение развеялось как дым, стоило вновь посмотреть в чёрные колючие глаза. Дым, впрочем, тоже развеялся – Охотник, подхватив с земли нож, резко встал, породив полами плаща движение воздуха. Паладин тоже поспешил вскочить, пока пыльная волна не докатилась до него. Отряхнувшись, он серьёзно посмотрел на Охотника. Идём – и они пошли, оба ни на секунду не задумались, в какой стороне лежит их цель, одного вело провидение, второго – опыт.

Ещё через два дня пути произошло сразу два важных события: на фоне плоского и резкого под вечер горизонта, сверкая молниями, появилось чёрное облако. И в той же стороне завиднелись очертания чего-то, что паладин определил как свою цель. Им по прежнему было по пути. Но надвигающаяся буря могла многое изменить.

- Буря приближается, парень, и если нам не укрыться где ни будь в ближайший час, то тебе придётся несладко, - о себе охотник промолчал, в конце концов на нём был плотный длинный кожаный плащ и вязаный шарф успешно прикрывающий лицо от несомых ветром частиц.

- Не беспокойся обо мне, уже через пол часа я достигну цели, и тогда буря перестанет иметь для меня какое либо значение – в голосе паладина чувствовалась дрожь, на и сам он слегка подрагивал, но как понял Охотник не от страха или холода, а от возбуждения, так дрожат хорошие лошади перед скачкой, похоже парень и впрямь серьёзно настроен выполнить свою миссию. Охотнику по прежнему было любопытно, чем всё закончится.

- Я с тобой, если ты не возражаешь, может там есть где укрыться от ветра…

- Теперь мне, уж извини, всё равно. Только знай, ты не сможешь ни помочь мне ни помешать.

Как и сказал Паладин, через пол часа они уже ясно могли разглядеть гротескное здание посреди пустоши. Дикая смесь готики с техногеникой, колонны с горгульями и демонами, металлические балки, высокие стрельчатые окна из толстого, в руку толщиной стекла. Ветерок хоть лёгкий, но столь непривычный после трёхнедельного штиля гладил кожу Охотника. Охотник знал – буря самое время для пополнения запасов воды и провианта, помимо толп представителей местной фауны самозабвенно гоняющихся за несомыми ветром частицами пищи можно было добыть и семена растений с другого конца пустоши прилетающих сюда, и несущихся дальше. К тому же ветер нёс рассеянную влагу. Паладин уселся перед входом и начал медитировать. По крайней мере, Охотник оценил его поведение именно так. Быстрым шагом Охотник скрылся за одной из внешних колонн задания.

Палладин молча поднялся. Его тело и его мысли звенели от осознания предназначения, теперь ничто не могло остановить его. Но всё же он обернулся, и поискал взглядом своего странного попутчика. Не обнаружив, его юноша чуть понурил плечи, и всё же направил стопы к высоким узким вратам. Он глубоко вдохнул уже чуть влажный воздух. Его начала окутывать светящаяся дымка. Его дыхание на секунду замерло - что-то изменилось вокруг него. Через секунду он понял, что вошёл в ветряную тень здания. Он оглядел себя, крепче сжал кулаки, затем расслабился и легко сделал последние шаги. Никаких ручек на огромных воротах не было и в помине, паладин заворожено погладил пальцами мелкий не то вырезанный, не то выдавленный узор. Затем отошёл чуть назад, раскинул руки. И закрыл глаза. Никогда ещё за всё его странствие не ощущал он такого спокойствия, чувства простого смертного теперь были не просто отделены от него, они были недостижимы, как недостижимыми были края великой пустоши. Только чувство предназначения, и глубокой уверенности наполняли его. Затем к гамме ощущений добавилось чувство потяжеления раскинутых рук. Он раскрыл глаза и снова не удивился тому, что смотрит сквозь прорези латного шлема, что всё его бренное тело сейчас покрыто искусными и крепкими доспехами. Пришло осознание того, что доспехи эти доселе носили наверное все его предшественники, латы испещряли вмятины и царапины, однако это только придало паладину уверенности в том, что это не бутафория, а настоящий боевой доспех. Он опустил руки на бёдра, но не обнаружил перевязей с мечами или топорами, даже пояса со швыряльными ножами не было на бёдрах, жёсткая сталь однако словно в ответ на его поиск в правой руке в правой руке возникло чувство чего-то твёрдого. То был рог, тоже боевой, с иззубренной кромкой,с потертым ремнём перевязи. Совершенно не задумываясь о том, что на голове у него глухой шлем, паладин сделал движение, чтобы поднести рог к губам, и рог исчез. Он превратился в чистейший звук звонкий и сильный он разлился по пустоши окрест, и заполнил её всю, вне звука оставались лишь паладин, здание , да ещё Охотник. Звук метался от границы до границы восприятия, но его начал заглушать другой, сначала незаметный, но всё нарастающий тяжёлый низкий гул. То отозвались врата перед паладином. Они изгнали, задавили звук рога, скрипом и гулом ржавых петель встречало паладина его предназначение, ворота открывались перед ним неотвратимо, и уж ни как это не походило на поражение, скорее на насмешку. И ещё более неотвратимо таяли на страннике доспехи, с последним аккордом воротных петель створки мгновенно стали. Палладин снова стоял лишь в холщовом одеянии паломника. Понурив голову тот сделал шаги, необходимые для того, чтобы переступить порог.

Изнутри здание было более техногенным, на высоте полдесятка метров тянулись параллельно полу металлические балки. По стенам плетьми висели пучки проводов в стальной оплётке. Выше балок под самую крышу уходило кружево проволоки, прутов и устройств непонятного предназначения. Вслед за Палладином в дверной проём начала вползать пустошь, тонкие струйки красной пыли. Паладин взмахнул руками, и свечение вокруг него стало ярче. Тут свет из окон померк, и двери захлопнулись, подняв облако пыли.

Резкий треск автоматной очереди впился в тишину. Пули срикошетили от металлического пола и наполнили помещение затухающими звенящими звуками. Паладин не пошевелился. Так же в молчании, окружённый нимбом из света и нечеловеческого спокойствия он медленно пошёл вглубь. Огненные росчерки кружили по полу вокруг него, но ни одна пуля не достигала цели. Прямо перед паладином с потолка опустилось нечто. Механическое нечто, держащееся или прикреплённое к потолочным балкам длинными стальными тросами. Множество тонких конечностей нечта беспорядочно двигались. Многочисленные глазки и визиры создавали на стенах и полу месиво световых пятен, а там, где неторопливо плыли облачка пыли возникала густая шевелящаяся паутина. Ко многим конечностям изолентой были примотаны всевозможные стрелковые пулевые приспособления автоматического свойства. На паладина пристально глядел окуляр камеры так же примотанной изолентой. Нечто угрожающе качнулось. Юноша сделал очень глубокий вздох и повёл плечами. В здании что-то скрипнуло, затем последовал низкий свист, после – кусок проржавевшей балки, случайно сорвавшийся из под потолка вмял нечто в пол. Паладин двинулся в обход груды металла. Рядом что-то прошелестело и с грохотом упало позади. Шаги его размеренно ложились на холодный пол, не замечая ни скрипов, ни, казалось, вообще ничего, паладин шёл через коридор.

Затем перед служителем мира вспыхнуло пламя, и он остановился. Шея невольно напряглась и взмокла. Как трудно было ему сохранять ту расслабленность в состоянии которой ему лучше всего удавалось использовать силы мира. Пламя, меж тем, поползло вокруг паладина заключая его в кольцо. За стеной огня раздались гулкие шаги. И прямо из пламени вышла фигура в чёрном плаще. Как будто бормоча что-то себе под нос, но при том достаточно громко он произнёс

– Какого дьявола, снова любопытство, как я могу противиться?

Паладин расслабил напряжённое тело, его плечи поникли, кулаки разжались,

- Ты всего лишь хаотик. – молвил он фигуре в плаще. Как такое может быть? Чем ты помешал миру? Столько вас, воинов порядка и хаоса существует и будет существовать, вы, и те и другие – суть мира, как мог ты – служитель предначала помешать миру? Ты не можешь противостоять мне - голос паладина звучал с каждым словом всё уверенней, звонче и из растерянного становился повелительным и воинственным, он и сам не узнавал свой голос, однако на стоявшего перед ним это не произвело никакого впечатления

– Как ты ошибся, юноша – тихо ответил хаотик – его глаза вспыхнули огнём, его руки плавно взлетели на уровень лица. Пламя затопило всё вокруг. Висящие пониже остальных мотки проволоки стекли блестящими лужицами. Балки накалились, но выдержали.

Охотник медленно шагал по горячему металлу, сапоги его выдерживали температуру, но ногам было не слишком комфортно внутри. Оглядывая всё вокруг любопытным взглядом он наконец, задержался на каком-то клубке непонятно чего. Подойдя, он присел и попытался отделить его от балки руками, когда же это не удалось – принялся ковырять топором. В нём говорила извечная потребность человечества в ковырянии.

Паладин поднялся, но упав на колено закашлялся. Хаотик выглядел измождённым, удивлённым. Но полным решимости. Паладин встал.

- До чего же ты глуп, мальчишка, решил побороться за мир, добро и свет? Прошёл всю пустошь? Лишь для того чтобы умереть. Ты не можешь победить меня.

- Я могу, и добьюсь победы, ибо я паладин мира. - Обычный голос вырывался из уст юноши.

- Я Палладин мира и я здесь, пока существует мир – он будет помогать мне.

- С чего ты взял, что сможешь хотя бы повредить мне? Великий хаос служит мне защитой.

- Твой хаос только часть того, чему служу я. Я здесь и значит я добьюсь цели, так будет, пока стоит этот мир.

- Какой бред – глаза хаотика выпучились. Он улыбнулся и сделал шаг вперёд, паладин повёл рукой, и от стены отделилось какое то устройство. Оно пронеслось по полу и сбило хаотика с ног.

И тут, паладин взглянул на поверженного и со стоном повалился на пол. Горькое сознание поражения овладело им, оставила его непоколебимость, уверенность, ему казалось – сам мир оставил его. В затылке хаотика торчал такой знакомый туристический топорик.

На пол шумно спрыгнул Охотник. С беспокойством взглянул на паладина, но прежде, чем подойти к нему, вытащил из черепа трупа свой топор, тщательно вытер его и забросил в чехол за спиной.

- Извини, не хотел тебе мешать, просто уронил топорик. Жутко неудобно… но ты и так бы его прибил, я видел как ты его терминалом-то, точно бы прибил - Охотник подошёл в плотную к лежащему паладину и попытался его поднять. Тот отстранился рукой, и медленно поднялся сам. В спокойные глаза охотнику глянули воспалённые, покрасневшие, и разом ввалившиеся глаза.

- А парень тоже ничего был – как это он так? Огнемёта я не видел – наверно новая модель – жаль взорвался… - продолжил, было, Охотник.

- Я проиграл тебе, но ещё не всё кончено, за мной придёт другой.

- Ты о чём? Не злись на меня, говорю тебе – случайно уронил.

- Случайно? – в глазах на миг блеснула безумная надежда – так ты был провидением в воле мира? - Нет, снова поникли плечи. - Нет, ты смеёшься, скажи, кто ты?

- Ну хорошо – Охотник задумчиво потёр пальцами щетину – ты я вижу решил что я и есть тот за чем тебя послал мир, и это только из того – что я случайно уронил топор на голову тому… ну ты понял, ладно расскажу тебе кто я, об этом я узнавал долгие годы и десятки их, так что слушай с уважением – Охотник присел на корточки - Я Охотник, и я тоже часть мира, знай, это, ибо это знаю я, то что я познал за годы и годы поведаю я тебе, но поможет это тебе мало, так как у тебя свой путь. Я не служу ни хаосу, ни порядку, я также не храню мир, как ты. Я подобен термиту в огромном тереме, алмазной крупинке в жерновах, я видимо противоположность тебе. За мной ли ты шёл? Теперь я прихожу к выводу, что да. Но не сражаться должны мы. Ты должен понять, и ты поймёшь. Я нужен этому миру, как и ты. Если ты – лекарство – вакцина, то я вирус, борясь с которым мир развивается, совершенствуется. Я парадокс. Большего мне не открылось. Теперь ты, как и я будешь скитаться в поисках своего смысла, а смысл будет исполняться вокруг тебя и ты будешь служить миру. Понимая всё больше и больше, и всё равно снова и снова отправляясь на поиск. Ты достиг цели. Какова следующая?

Охотник повернулся и не прощаясь мерным шагом вышел в открывшиеся незамечено врата. Струйки пыли упорно ползли, цепляясь тонкими пальцами за гладкий метал. Затягивая раны от шипованых ботинок.

Паладин стоял ещё долго. В памяти стояло худое лицо, и всё больше казалось, что в глазах не опыт и не бесшабашность а растерянность за десятилетия переплавившаяся в повседневную и незаметную простому глазу печаль, так же как и песок пустоши в глубине превращался в несокрушимый гранит. В окнах бушевала буря, в открытые врата, потерявшие и враждебность и внушительность намело горы песка, пыли и хлама, теперь всё вокруг покрылось пылью. Ещё неделя – другая, и не станет здания, точнее оно станет пустошью, ровной пыльной и твёрдой. Внезапно паладин напрягся, зрачки в красных от пыли белках глаз расширились. Сухие растресканные губы зашептали слова. Мир говорил с ним.

Далеко в пустоши, отрешённый сидел охотник. Его взгляд неподвижно лежал на перекрестье трёх рельс. Сваренные перпендикулярно они стояли на земле тремя лапами. Их очень редко находили в пустоши, или где ещё. Знакомый Охотнику археолог был уверен, что подобные сооружения служили далёким предкам заграждением от военной техники. Но Охотник знал, что это не так. Он, посвящённый в таинства мироздания не мог не узнать в простой фигуре символа великого орто-ежа – столпа мирового порядка. Охотник думал, почему ныне забыто знание о порядке, наверняка известное предкам. А быть может так и должно быть. А ещё он думал, как хорошо увлекаться идеей, быть захваченным какой-то целью и следовать ей без сомнений. Для него такое было утеряно уже давно. До чего же трудно отчётливо видеть бесполезность очередной цели и в то же время понимать, что ему всё равно нужно её достичь. Охотник сжал зубы, но пыль на них была столь мала, что даже не заскрипела. Потом черты лица разгладились, а ноздри раздулись. Белёсый дымок просачивался сквозь пыльный вечер. И аромат его располагал к размышлению.