Исход.
Ночь. Холод и сырость. Туман опустился на Город и заполнил собой всё... Улицы, переулки, дома, дворы, машины, люди, даже мысли Охотника были пропитаны этой густой дымкой. Фонарей видно не было,— только расплывчатые сумеречные ореолы, распространявшие неверный свет.
Охотник шел медленно, стараясь не потревожить эту густую липкую паутину, оплетающую Город. Туман расступался перед ним, нехотя пропускал его и сразу же смыкался за спиной. Мимо Охотника с грохотом пронесся троллейбус и исчез в тумане. "Вот "%#&$*%##",— выругался Охотник, запоздало выхватывая топорик — "опять упустил..."
Охотник пришел домой, отпер дверь и, не раздеваясь, побрёл на кухню. Канистра с керосином и топорик в чехле остались на коврике у двери. Когда-то коврик принадлежал Гигантскому Мышу. (Сам Гигантский Мыш остался валяться без сознания и с оторванным левым ухом возле "средней башни" с надписью [Codegen], развороченной мощным керосиновым взрывом. Это был один иэ не самых почетных трофеев Охотника, потому и играл он сугубо утилитарную роль.) Кто-то оставил гореть под потолком маленькую тусклую лампочку. Охотник перекинул монстроидального вида рубильник, так кстати подвернувшийся под руку, и опять остался стоять в темноте. Туман еще не успел просочиться в его дом...
...Он сидел в темноте. Мысли сменяли друг друга и бесследно исчезали. Они копошились, как куча полумертвых от холода крыс в сыром подвале, расталкивая друг друга и пытаясь пробраться в середину, где немного теплее, но и там подыхали... У Охотник появилось непреодолимое желание разжечь костер, но в целях пожарной безопасности он ограничился одной из свечей, неизвестно как сохранившихся и неизвестно откуда взявшихся на кухне. Охотник растер над свечой немного порошка и всмотрелся в пламя. Пламя было и живым, и мертвым одновременно. Оно откликалось на любое дуновение и в то же время было совершенно бесчувственно. Первая свеча догорела и Охотник зажег вторую...
...Со свечой в руке Охотник обходил свой дом. Все необходимое у него и так всегда было с собой, но сейчас, повинуясь неясному чувству, он остановился возле полки со странной коллекцией вещей, на первый взгляд совершенно не связанных друг с другом, однако для Охотника каждая из них в отдельности и все вместе значили очень много. Нет, это не были его трофеи, это были осколки памяти. Охотник протянул руку и взял с полки фотографию. Девушка с большими влажными глазами куталась на фото в длинный плащ с меховым подбоем. Рядом с ней стоял человек, одной рукой опираясь на топор, а другой обнимая девушку за плечи. Человек этот был Охотником, вот только подкладка плаща-косухи была кроваво-красного цвета, на гриндерсах (тогда еще не с троллейбусной, а с драконовой подошвой) красовались шпоры, да и топор был совсем не туристическим. Охотник хорошо помнил то время. Фотография была в серебряном футляре с чеканной крышкой. Охотник захлопнул крышку и положил Фотографию во внутенний карман. На пальце его сверкнуло стальное воронёное кольцо с серебряной насечкой...
...Задолго до рассвета Охотник задул свечу и последний раз вдохнул ароматный дымок. Топорик опять удобно примостился за спиной, канистра привычно отяжелила левую руку. Охотник оставил дверь незапертой и одной иэ иголок приколол к ней записку: "Скоро вернусь". Еще раз глянув на нее, он усмехнулся...
...Охотник снова шел по темным улицам, уже не замечая легкого сопротивления тумана. Утром над Городом опять взойдет солнце и туман рассеется до следующего вечера, но Охотник уже не думал об этом. Здесь ему уже нечего было делать.
Охотник уходил из Города. Уходил один. Уходил, чтобы никогда уже не вернуться. Пустошь неясным голосом звала его...
(c) Bjern. октябрь 2005.
